В апреле Музей русского импрессионизма открыл выставку «Охотники за искусством» — настоящий блокбастер с огромным перечнем громких имен, включающим Малевича, Кандинского, Шагала и Пиросмани. Однако редчайшие полотна модернистов — вовсе не главные в экспозиции. Через их работы рассказана куда более интересная история тех, кто, рискуя своей свободой и репутацией, в советский период собирал искусство буквально у себя дома. «Охотники» — это 14 коллекционеров-энтузиастов, благодаря которым мы сегодня можем любоваться картинами некогда порицавшихся идеологией авторов.
Специально для Bazaar.ru закрытую экскурсию по выставке провела директор музея Юлия Петрова. Помимо истории самых ярких героев она рассказала нам и о музее, которому исполняется в этом году 5 лет, и объяснила, чем «Охотники» важны для современной московской арт-сцены.
Мы частный музей, открытый по личной воле Бориса Минца. Пять лет назад, когда мы только начинали, собрать выставку Елены Киселевой было огромной удачей, почти подвигом. Заручиться поддержкой Русского музея, не имея никакого послужного списка и портфолио — большое достижение. А уже в прошлом году на выставку Юрия Анненкова несколько работ предоставил парижский Центр Помпиду, для молодого музея такое партнерство — прыжок выше головы. Вместе с тем камерный музей, каким мы являемся, и гиганты вроде MoMA, музея Гуггенхайма или Лувра — несопоставимы, поскольку разные масштабы задают разные форматы работы.
«Охотники за искусством» абсолютно заслуживают того, чтобы стать московским блокбастером и по перечню имен художников, и по тому, насколько интересные истории мы рассказываем. Существует представление о том, что в советские годы все жили одинаково. Одинаковые зарплаты, плащи, планировки квартир — время абсолютной унификации. Доля правды в этом есть, но, оказывается, находились и квартиры, и комнаты в коммунальных квартирах, где стены от пола до потолка были завешаны искусством первого ряда, картинами, о которых бы мечтали музеи. Человеку неподготовленному трудно себе такое представить: кем были эти коллекционеры, за счет чего они могли себе позволить искусство, как складывались судьбы преследуемых художников-формалистов?
Сегодня легко перечислить крупных художников начала XX века, когда мы видим их в музеях и в школьных учебниках. Представьте себе, что ничего этого нет и вы можете опереться только на освой вкус. Нашим героям требовался недюжинный талант и глубокие знания, чтобы распознать ценность иных работ. Участник выставки, Валерий Дудаков, рассказывает, как 70-е годы вдова художника Машкова полотно Шагала отдавала «в нагрузку» при покупке: «Я вам уступлю дешевле, если вы у меня еще вот это заберете». Есть живописцы, которых не рассмотрели вовремя и тем самым не спасли. Однако я бы не обожествляла наших «Охотников». Спасение не было их основной задачей — они приобретали произведения искусства для того, чтобы быть рядом с ними, для создания дома совершенно нового визуального ряда и иного качества в жизни. Для эскапизма от советской реальности.
Александр Мясников и Арам Абрамян
Мясников и Абрамян — кремлевские врачи, медики высшего класса, всем ясно, что это были люди обеспеченные. Среди врачей было немало коллекционеров, но не все обладали тонким вкусом. Однако Мясников и Абрамян действительно собирали выдающиеся вещи.
В коллекции Мясникова я бы выделила картину Дмитрия Стеллецкого «Заря». Прежде чем достаться нашему герою, она принадлежала Сергею Маковскому, главному редактору журнала «Аполлон». В «Заре» прослеживаются иконописные мотивы, а икона и авангард — две основные вехи русского искусства, вошедшие в мировое искусство и тесно между собой связанные. Авангардисты многое черпали из иконописи и лубка.
Коллекция Арама Абрамяна почти целиком была передана им самим на его историческую родину в Ереван, где в 1980-х был основан Музей русского искусства. Это уникальный случай: коллекционеры нередко передают свои собрания в музеи, но чаще всего произведения просто растворяются в огромных фондах. Абрамян добился того, чтобы под его коллекцию был создан отдельный музей, но кое-что осталось в семье. Как и все коллекционеры, он говорил, что не может оставить стены пустыми. В частности, осталась в доме, а сегодня участвует в нашей выставке работа Бориса Кустодиева, которого всегда чрезвычайно трудно было достать на рынке. По словам самих коллекционеров, картины подобного уровня нельзя было купить ни за какие деньги.
Николай Тимофеев
Мне доводилось слышать теорию, согласно которой психиатр Тимофеев выбирал произведения, соответствующие его специальности: пугающие, передающие состояние некой психологической нестабильности. Например, в его коллекции находилась работа художника Калмакова, отдававшего предпочтение мифическим сюжетам. Изумительный оттенок синего, используемый им в картине «Фимиам», можно встретить разве что у Рериха.
Иосиф Эзрах
В СССР приобретение и продажа искусства попадали под уголовную статью о спекуляции. Коллекционеры получали доход от перепродажи, но этот доход не был задекларирован, а значит, они находились под угрозой. Наш самый загадочный персонаж — Иосиф Моисеевич Эзрах. Он утверждал, что начал собирать искусство еще в 20-е годы, будучи рабочим на заводе. 1920-е — время смутное, когда после революции и гражданской войны на рынок выплеснулось огромное количество работ, владельцы продавали их просто потому что им было нечего есть. Так картины, которые в сытые годы хранились в семье, продаются за бесценок, вымениваются на дрова, хлеб, отрезы ткани. Были те, кто нажился на этих вынужденных продажах. Для выставки мы выбирали наиболее прозрачные биографии, но вот Эзраха... никто не помнит молодым. Все вспоминают о нем, как о пенсионере с огромной коллекцией декоративно-прикладного искусства.
Когда он сделал выставку своего собрания в Петергофе, зрители думали, что владелец коллекции, наверное, живет во дворце — а Эзрах жил в коммуналке, в двух крошечных комнатах, где полки шли от пола до потолка. И вот представьте на стене в этой коммуналке «Всадника» Нестерова — ровно такого Нестерова, которого вы увидите в ведущих музеях.
Алексей Стычкин
У нас представлены также работы из коллекции Алексея Стычкина — переводчика, отца актера Евгения Стычкина. Как говорит Стычкин-младший, «папа любил все красивое: живопись и маму». Стычкин собирал довольно классическое искусство, в его собрании не было «острых» вещей. Например, «Святая Ольга» — авторский вариант изображения святой во Владимирском соборе в Киеве, вещь высочайшего класса.
Соломон Шустер
Шустер больше всех отвечал тому образу коллекционера, который существует в голове у зрителя: загадочный, вальяжный господин в кашемировом пальто и фетровой шляпе. Но не нужно думать, что коллекционирование — это легкое хобби. Для того, чтобы быть успешным коллекционером, нужно много работать: кто-то изучал книги и другие коллекции, кто-то чуть ли не ежедневно совершал рейды по комиссионным магазинам и участвовал в закрытых просмотрах, ведь на прилавки попадало лишь «благонадежное» искусство. Узкий и закрытый круг коллекционеров принимал далеко не всех, причем новичков могли и провести.
Валерий Дудаков
Валерий Дудаков — единственный ныне живущий коллекционер, чье собрание представлено на выставке. Однажды ему позвонила некая дама, распродававшая наследство, и пригласила посмотреть работы. Среди прочих он обнаружил грязный холст в совершенно непотребном виде, буквально весь черный. Потерев слой копоти и пыли пальцем, он увидел потрясающий красный оттенок, из-за которого решился заплатить за картину 1 000 рублей. После реставрации выяснилось, что это подписной Машков 1908 года, абсолютно стоивший этих денег. В наши дни подобные находки маловероятны. Увы, на бабушкиных чердаках больше ничего не скрывается.
